— Что с тобой творится, Ричард?
Он засмеялся — настолько неожиданно и неуместно, что я вздрогнула. Слишком громко засмеялся, слишком резко.
— Ты поняла, как вызывать зверя Грегори?
— Я ни черта не поняла, кроме того, что ты сильно не в духе и срываешь свое настроение на других.
— Ты хочешь знать, что со мной творится? На самом деле хочешь?
— Да, хочу.
— Брысь с дороги, Стивен, — сказал он, и Стивен, даже не спросив почему, просто отполз в сторону.
Мы остались стоять на расстоянии в два фута. То, что Ричард сделал со Стивеном, чуть сняло остроту его силы, но она осталась здесь, как огромная тварь под поверхностью воды.
— Открой метки, Анита, ощути, что я чувствую.
— Они открыты. Я думала, их надо открыть, чтобы понять, как ты это делаешь.
— Так все дело в моем щите?
Я кивнула:
— Я ощущаю твою ярость, Ричард, но не знаю, чем она вызвана.
— Значит, только мой щит нас разделяет...
Он качнул головой, почти улыбаясь, и убрал щит.
Меня ударило почти физически, отбросило на шаг. Злость такая резкая, что мне в горло ударила желчь. Презрение к себе такое глубокое, что у меня слезы покатились по щекам двумя горячими полосками. Страдание Ричарда удушало.
Я уставилась на него, слезы продолжали течь.
— О Господи, Ричард!
— Не жалей меня. Не смей жалеть!
С этими словами он схватил меня за руки, и в миг соприкосновения наши звери бросились вон из тел в жарком танце силы. Его зверь, невидимый, ударил в меня, метафизические когти рвали мне тело. Будто этот зверь прожирал себе дорогу насквозь. Я вскрикнула и бросила своего зверя ему навстречу, ощутила, как когти впиваются в мясо. Глаз бы ничего не увидел, но я ощущала это — ощущала шерсть и кожу, мясо и кровь под зубами и когтями. Я вопила не только от боли, но и от ощущения раздирания Ричарда. Он сделал больно мне, я отвечала ему тем же. Не было мысли, не было соображения — чистейший рефлекс.
Наши звери рвали друг друга. Мы оба свалились с воплем на пол. Я смутно ощущала руки Ричарда на своих, будто он не мог разжать пальцы.
Вокруг нас люди зашевелились, сдвинулись с мест, но никто не вмешался. Когда мы упали, все отшатнулись, будто боясь коснуться. Зазвучали голоса:
— В чем дело? Что происходит? Анита, Анита! Ричард, держи!
Вдруг его зверь оказался во мне компактной тяжестью, но это было не больно. Обе энергии лежали тихо, прижавшись друг к другу — не переплетясь, просто прижавшись. Я почти ощущала твердое прикосновение его зверя к чему-то внутри меня, у чего были кости и мех, и это не была я. Ничего не было слышно, кроме шума крови в голове. Я ощутила на себе тяжесть Ричарда, и только потом, взглянув, увидела, что он на меня свалился. Его голова легла ко мне на грудь. Его пульс отдавался у меня в теле, его сердце колотилось напротив моего желудка. Я была покрыта холодной слизью из тела Стивена. Во-первых, я лежала в ее луже, во-вторых, ею был покрыт Ричард. Придется перед сном пойти в душ, хотя уже и рассвет. И болело все, будто меня избили. Я знала, что двигаться будет трудно.
Все стояли вокруг нас, глядя вниз. Я обрела голос, хриплый, но все же отчетливый.
— Слезь с меня.
Ричард медленно поднял голову — будто ему тоже было больно.
— Я сожалею.
— Да, в этом ты мастер. А теперь слезь с меня.
Он не шевельнулся, даже стал тяжелее, руки его держали меня сбоку за талию.
— Ты все еще хочешь помочь Грегори?
— Да. Мы же для этого все и устроили?
— Тогда давай попробуем еще раз.
Я напряглась и попыталась вывернуться из-под него. Он сильнее сжал руки:
— Спокойней, Анита, это не будет больно. Я так думаю.
— Индюк тоже думал. Это чертовски больно. Пусти меня, Ричард.
В моем голосе начинала слышаться злость — и страх. Злость — это хорошо, а вот без страха я бы вполне обошлась.
— Ты сопротивлялась до патовой ситуации, Анита.
Я перестала вывертываться и уставилась на него:
— О чем ты?
— У нас с тобой разные звери, Анита. Они должны были выяснить, кто из них... круче.
Я посмотрела вниз, в эти карие глаза.
— Ты хочешь сказать, что это нечто вроде доминантных поз?
— Не совсем.
Странно, но ответил Мерль:
— Когда встречаются два таких разных зверя, и оба они сильные доминанты — такие, как истинная Нимир-Ра и истинный Ульфрик, — то они должны биться, чтобы испытать друг друга. Я такое видел раньше. Нечто вроде укрощения одного зверя другим.
Я смерила его взглядом — правда, снизу вверх.
— Никто никого не укротил.
Мерль присел рядом с нами:
— Я думаю, ты права. Это была, как сказал Ульфрик, патовая ситуация. Он мог бы продолжать драться до победы или поражения одного из вас, но он решил оставить это дело.
Я вспомнила выкрик: «Ричард, держи» — очевидно, он должен был держать своего зверя. Я глянула на него:
— Это ты прекратил?
— Мне все равно, кто из нас более сильный доминант, Анита. Для меня эти игры никогда ничего не значили, я играл в них, только когда меня заставляли.
— Ты что-то говорил насчет помощи Грегори. Что ты имел в виду?
Он стал чуть наползать на меня, подвигаясь по мне вверх. Слизь с его рубашки замазала мне голый живот и почти голую грудь. Отвращение, очевидно, было написано у меня на лице, потому что он спросил:
— В чем дело?
— У тебя рубашка вымазана в слизи, а я лежу в луже этой же слизи. Я не только потому просила тебя слезть, чтобы ты на мне не лежал, но и чтобы не валяться в грязи.
Он встал на колени, держа мои ноги между своими. Наши звери вытянулись между нами — я их чувствовала, почти видела, будто каждый из них положил голову на грудь другому. Ричард протянул мне руку. Я посмотрела на него недоуменно.