Я сняла кобуру «приятель дяди Майка» вместе с «файрстаром» и огляделась. Если я собираюсь вызывать леопарда, то не хочу волноваться насчет пистолета.
Я жестом подозвала крысолюдку Клодию. Поскольку я все еще сидела на полу, она возвышалась надо мной как башня — всего на два дюйма короче Дольфа. Не могла не признать, что это производит впечатление, тем более что она женщина.
Я протянула ей кобуру, она взяла.
— Постарайся, чтобы никто не получил отсюда пулю.
Она сдвинула брови:
— Ты думаешь, кто-нибудь попробует завладеть пистолетом?
— Может быть, я.
Она сильнее нахмурилась:
— Я не поняла.
— Райна любит насилие. Я стараюсь не иметь под рукой пистолет, когда вызываю ее мунина.
Клодия решила уточнить:
— То есть она может заставить тебя в кого-нибудь выстрелить?
Я кивнула.
— Она уже пробовала?
Я снова кивнула:
— В Теннеси, когда я тренировалась вызывать мунинов.
Клодия покачала головой:
— В лупанарии ты вроде бы этого не боялась?
— Я могу ее вызвать раз, и все обойдется — наверное. Но если вызывать ее слишком часто, слишком подряд, она вроде как становится... сильнее, или просто я устаю сопротивляться.
— Она при жизни была отъявленной стервой, — сказала Клодия.
— И смерть здесь ничего не изменила, — добавила я.
Она поежилась:
— Хорошо, что у крысолюдов ничего нет похожего на мунинов. От мысли о другом существе внутри меня у меня мурашки по коже.
— И у меня, — согласилась я.
Она посмотрела задумчиво:
— Пистолет я посторожу. Чем еще мы с Игорем можем помочь?
Я подумала, но на ум пришло только одно:
— Если леопарды меня не сдержат, проследи, чтобы я ни на кого не напала.
— А насколько сильно это будет? — спросила она.
Я пожала плечами:
— Раньше это бы меня вообще не беспокоило, но в последний раз, когда я ее вызывала, она свой фунт мяса не получила, и секса тоже. Дать по морде Ричарду ей было приятно, но... — Я попыталась подыскать объяснение. — Я ее три раза подряд вызывала для практики, и никого при этом не совратила и не порезала. Мы с моей учительницей Марианной обе подумали, что я научилась ее держать в узде. Но когда я вызвала ее четвертый раз, она такое устроила, что мало нам не показалось — такого еще не было. Когда имеешь дело с Райной, либо платишь, либо оказываешься у нее в долгу, а тогда начинает идти процент, по которому платить чертовски трудно.
— Не надо ли тогда и ножи мне отдать? — спросила Клодия.
Она была права. Я сняла ножны, сложила их и передала ей.
— Я думал, что ты с этой фигней умеешь справляться. — Калеб стоял чуть позади и сбоку Клодии. Поглядывал он на нее так, будто прикидывал: как она отреагирует, если он на нее попытается залезть? Мне почти хотелось, чтобы он попробовал, поскольку я абсолютно не сомневалась, что тогда произойдет, и еще больше была уверена, что мне это понравится. Должен этого типа кто-то проучить.
— Умею.
— Тогда к чему эти предосторожности?
Я бы могла ему рассказать, что было тогда в Теннеси, когда мунин Райны чуть не устроил бунт в стае Верна, затеяв игру в догонялки с изнасилованием, а водить надо было мне. Но я промолчала. Вместо этого я сказала ему:
— Если хочешь, чтобы от тебя была польза, встань в сторонке и помолчи в тряпочку.
Он открыл рот для какой-то еще остроумной реплики, но Мерль сказал:
— Калеб, сделай как она сказала.
Произнесено было негромко, очень спокойно, но этот тихий голос подействовал на Калеба как заклинание.
— Конечно, Мерль. Как скажешь. — И он отошел поближе к доктору Лилиан и Игорю.
Я повернулась к Мерлю:
— Благодарю.
Он только наклонил голову.
— Я так понимаю, что ты просишь меня подождать с инъекцией, — сказала Лилиан.
— Да, — кивнула я.
Она повернулась и вышла сквозь раздвижную стеклянную дверь, в темный дом. Все прочие остались стоять, глядя на меня. Даже Калеб, прислонясь к перилам и скрестив руки на груди, готовился смотреть представление.
Я сбросила рубашку и скорее ощутила, чем увидела, реакцию публики — как ветер по полю пшеницы, непроизвольную реакцию. Никогда я не раздеваюсь на публике, кроме абсолютно необходимых случаев. Черный лифчик, который был на мне, закрывал больше, чем типовой купальник, но показываться посторонним в белье — что-то есть в этом такое, что заставляет стесняться хорошо воспитанную девушку.
— Черные кружева! Какая прелесть, — прокомментировал Калеб.
Я хотела ответить, но Мерль меня опередил:
— Калеб, заткнись. И не заставляй меня повторять еще раз.
Калеб вжался в перила, обнял себя руками и надулся в обиженной гримасе, от чего стал выглядеть еще моложе, чем был.
— Продолжай, — сказал Мерль. — Он тебе больше не помешает.
Я посмотрела на него. Нехорошо, если он будет и дальше вмешиваться. Это подрывает мой авторитет — да, но раз я не знаю, есть ли у меня какая-нибудь власть над Калебом и соответствующий авторитет, то ничего страшного. Однако меня это раздражало, и я не очень понимала, как реагировать.
— Я ценю твою помощь, но если нашим пардам предстоит слиться, то Калеб должен научиться уважать меня, а не только тебя.
— Ты отказываешься от моей помощи?
— Сегодня главное — вылечить Грегори, но нам с Калебом все равно придется научиться понимать друг друга.
— Ты и его собираешься подстрелить?
Я попыталась прочесть его мысли по глазам — и не смогла. Непроницаемость с некоторой степенью враждебности.
— Ты думаешь, это надо будет?
Он едва заметно улыбнулся:
— Быть может.
Я тоже улыбнулась — чуть-чуть:
— Как раз этого мне и не хватало — еще одного разгильдяя в парде.