— Я тоже.
Он широко усмехнулся и вышел.
Я осталась наедине с Микой. Глядя в эти желто-зеленые глаза, я понимала, что они — тоже признак излишне долгого пребывания в облике зверя. Мы не целовались, так что я не знала, есть ли у него острые клыки как у Зейна. Хотелось думать, что нет, но убей меня Бог, если я знала, почему мне вообще хотелось об этом думать.
— Ты не возражаешь, если я буду мыться? — спросил он.
Я покачала головой:
— Пожалуйста, пожалуйста. А я пойду поищу одежду.
Но тут вошел Натэниел с моим сотовым телефоном.
Я посмотрела на тонкий черный аппарат. Он у меня был всего несколько месяцев — до того я старалась его не покупать. Если у тебя есть мобильник и пейджер, то ты уже никогда от работы не бываешь полностью свободной. Конечно, я сейчас в отпуске. Хотя пока что не очень удается расслабиться.
Я открыла телефон, вызвала из памяти номер Ричарда и попала на автоответчик. Оставив сообщение, я поняла, что буду делать дальше. Мне надо знать, что там сейчас с Грегори. Я вспомнила Ричарда, ощущение его рук, запах его шеи, касание его волос и покалывающий прилив энергии, перекатывающийся по коже. Потянувшись мысленно к метке, связывающей меня с Ричардом, я увидела, что он стоит на трибуне. Он с кем-то спорил, но с кем, я не видела. Мне никогда не удавалось увидеть его так ясно, как Жан-Клода. Ричард повернулся, будто увидел меня за спиной, потом выбросил меня, поставив щит настолько сплошной, что я даже не смогла увидеть его по ту сторону.
Натэниел поддержал меня за руку, когда я покачнулась.
— Тебе нехорошо?
Я мотнула головой. Когда тебе выбрасывают, это всегда дезориентирует. Ричард это знал. А, черт!
— Все хорошо.
Отодвинувшись от Натэниела, я позвонила в справочную и спросила номер «Кафе лунатиков». У Ричарда было совещание где-то в задних комнатах ресторана. Когда-то заведение принадлежало Райне, и, согласно законам стаи, оно принадлежало бы мне, если бы я убила ее без помощи пистолета. Вот если бы это был рукопашный бой, руки против рук, или когтей, или хотя бы нож, то все, принадлежавшее ей, стало бы моим. По крайней мере все имущество. Силу убийством не унаследуешь. Просто не получается. Да и кому она нужна — такая? Пистолеты считались запрещенным приемом, так что я не унаследовала имущество Райны.
Ричард поднял трубку со второго звонка, будто ждал.
— Ричард, это я, Анита.
— Я знаю.
Голос его был злым, замкнутым и напряженным.
— Мы должны поговорить.
— Я сейчас очень занят, Анита.
Он хочет говорить грубо и враждебно? Я тоже могу.
— Где Грегори?
— Этого я не могу тебе сказать.
— Почему?
— Потому что ты можешь броситься к нему на выручку, а ты больше не лупа. Стая будет защищаться, а я не хочу, чтобы ты оставляла дыры в моих волках.
— Не трогай моих леопардов, и я не буду трогать твоих волков.
— Анита, это не так все просто.
— Ричард, я знаю объяснение. Ты озверел, когда узнал, что Грегори мог меня заразить леопардовой ликантропией. Ты послал своих громил его взять, и ты его обвинил в убийстве своей лупы. Что просто глупо, поскольку я жива.
— Ты знаешь, какой вопрос прямо сейчас голосует стая?
— Понятия не имею.
— Должен ли я выбрать новую лупу до полнолуния.
— Думаю, что она тебе нужна, — сказала я, и даже от звука собственных слов у меня в груди свернулся ком.
— Любовницу, Анита. Они хотят, чтобы я выбрал себе из стаи любовницу.
— То есть мы теперь не сможем встречаться?
— Таково было решение собрания.
— Один из твоих волков, Стивен, и одна из моих леопардов, Вивиан, живут вместе. И никто не возникает.
— Стивен — один из низших. Никто не потерпит межвидовых связей у доминанта. И уж точно — у Ульфрика.
— То есть можно трахаться с человеком, но не с леопардом.
— Мы люди, Анита. Но мы не коты, а волки.
— То есть мы с тобой теперь не можем ни встречаться, ни вообще как-то общаться?
— Если я хочу остаться Ульфриком, то нет.
— А что будет с триумвиратом?
— Не знаю.
— Ричард, ты не можешь вот так меня бросить!
Вдруг мне стало холодно, ком в груди не давал дышать.
— Ты ушла из моей жизни на целых полгода. Откуда мне знать, что тебя завтра не спугнет еще что-нибудь?
— Я хотела встречаться с вами обоими, Ричард, быть с вами обоими.
Говоря эти слова, я поняла, что так оно и было. Я приняла решение, хотя еще сама этого не знала.
— А через неделю, через месяц или даже через год? Что тогда тебя отпугнет?
— Я не собираюсь больше убегать, Ричард.
— Приятно слышать.
Его злость даже в телефоне была горячей и плотной. Либо щит его ослабел, либо Ричард его снял.
— Ты больше не хочешь быть со мной?
Голос прозвучал тихо и обиженно, и я себя за это ненавидела. Ненавидела.
— Я хочу быть с тобой, ты сама знаешь. Ты меня доводишь до бешенства, и все же я хочу тебя.
— Но все равно ты меня бросаешь.
Голос мой стал чуть сильнее, но недостаточно. Ричард меня бросает. Хорошо, это его прерогатива. Я была у него гвоздем в ботинке, сама знаю. Но черт меня побери, все равно грудь стиснуло болью.
— Я не хочу этого делать, Анита, но я сделаю то, что должен. Ты меня этому научила.
У меня вдруг защипало глаза. Я его научила! Хорошо, пусть. Если мы действительно расстаемся навсегда, я не буду плакать или умолять. Не буду слабой.
Мой голос зазвучал тверже, уверенней. В груди все еще ворочался ком, но в голосе он слышен не был. Хотя усилий для этого потребовалось немерено.
— Ты Ульфрик, царь волков. Твое слов — закон для стаи.
— Я долго трудился, чтобы дать каждому равный голос, Анита. И сейчас я не могу давить своим рангом — это значило бы разрушить все, что я создавал.