— Жан-Клод боялся, что ты попытаешься съесть Натэниела. Я должен был сделать так, чтобы этого не случилось, — сказал он с придыханием.
Я поднялась, и руки Натэниела обжали мне талию, его лицо прижалось к моему боку. Я села рядом с Джейсоном, и соблазнительная тяжесть Натэниела повисла на мне. Рука моя оставалась на груди у Джейсона, на его сердце. Ему бы надо было отодвинуться, но он не стал. Я ощущала желание, голод, владевший им. Это было чистое желание — не силы, ничего такого, — он желал именно меня. Не любовь, но своего рода чистота. Он просто меня хотел. Я вгляделась ему в глаза, но там не было обмана, не было задних мыслей. Джейсон не хотел укреплять свою власть, не хотел обретать мистическую энергию, но просто хотел быть со мной, держать меня в объятиях.
Джейсона я всегда считала чем-то меньше, чем другом. Этакий забавный молодой тип, которого не надо принимать всерьез. ArdeurЖан-Клода дал мне заглянуть в его сердце, и оно оказалось таким чистым, какого я давно не видела.
Я поглядела на прильнувшего ко мне Натэниела. Его сердце я тоже знала. Он хотел меня физически, но еще больше он хотел, чтобы я хотела его. Он хотел принадлежать мне во всем. Он жаждал безопасности, своего угла, кого-то, кто будет о нем заботиться и о ком можно заботиться самому. Во мне он видел все, что утратил за годы жизни. Но видел он на самом деле не меня, а свой желанный идеал.
Я погладила его по руке, и он уткнулся в меня. Оглянувшись на Джейсона, я дала своей другой руке упасть с него, но при этом будто что-то из него вытащила: его сердце все еще билось в моем теле. Для этого нам не нужно было прикосновение.
То, что Джейсон хочет меня без всяких дополнительных мотивов, вызвало у меня желание его вознаградить. Заставило чуть полюбить его. Это желание победило голод, укротило моего зверя, дало возможность думать.
— Прочь, вы оба, прочь!
— Анита, это ты?
— Джейсон, уходи! Забирай его и уходи!
— Я не хочу уходить, — возразил Натэниел.
Я схватила его волосы в горсть и вздернула его на колени. В его глазах я думала увидеть страх или обиду за такое предательство, но увидела только готовность. Используя его волосы как рукоять, я подтянула его к себе почти лицом к лицу. У него колотилось сердце, тело наполнялось радостным предвкушением, когда я подтягивала его к себе. Натэниел никогда не скажет мне «нет».
А если тебе не могут сказать нет, то получается изнасилование или вроде того. Во мне бушевал ardeur,заставляя дышать прерывисто и со всхлипом. Мне хотелось поцеловать Натэниела, наполнить его рот своим языком. Но я знала, что, если я это сделаю, станет поздно.
Голос у меня звучал придушенно:
— Когда я тебе говорю «уходи», ты уходишь. А теперь прочь от меня!
Я отпустила его волосы настолько резко, что он свалился спиной на кровать. Джейсон уже стоял с другой стороны, оттаскивая от меня Натэниела, подталкивая его к двери. Глядя на них, мне хотелось заорать или заплакать. Они так хороши сейчас для питания! Воздух сгустился от взаимного желания, а я их выгоняю. И все еще ощущаю биение их сердец, как конфетку на языке, как двойное эхо моего сердца.
Я закрыла глаза и заорала — без слов, полный боли крик. Как будто голод вдруг допер, что я делаю — отсылаю их. Он бушевал, выдавливая из меня рваные стоны быстрее, чем я успевала дышать. Я лежала на кровати среди шелковых простынь, извиваясь и вопя. Вдруг нахлынуло воспоминание — не мое, об этой неудовлетворенной нужде, запертой во тьме, где ни одна рука не коснется тебя, ничья кожа не сольется с твоей. Я ощутила тончайший край бешенства Жан-Клода после этого наказания. Он исцелился, но память еще болела.
Чьи-то руки прижимают меня к кровати. Я открыла глаза — это Джейсон и Натэниел. Каждый из них держал меня за руку и за ногу. Каждый из них мог бы поднять небольшого слона, но мое тело, извиваясь, подбрасывало их, заставляло бороться со мной.
— Анита, ты себя ранишь, — сказал Джейсон.
Я поглядела на себя и увидела на руках и ногах кровавые царапины. Наверное, это сделала я, но не помнила как. Вид этих кровавых ниток меня успокоил, заставил затихнуть под их руками.
— Я найду, чем тебя связать, пока не встанет Жан-Клод, — сказал Джейсон.
Я кивнула, боясь говорить — боясь того, что могу сказать.
Он оставил Натэниела меня держать, но в одиночку это можно было сделать, лишь держа мне руки и прижимая телом к постели. Не полный контроль, но так он помешает мне себя ранить.
Волосы Натэниела упали на наши тела с сухим шорохом, и мир стал виден лишь сквозь этот занавес. Его аромат, как теплый пресс, повис между ним и мной. И еще слышался запах свежей крови. Мой зверь рвался лизать раны, питаться на моей коже или, того лучше, открыть раны на Натэниеле и питаться на нем. От одной этой мысли меня свело желанием, я задергалась, не в силах удержаться, пока не освободила ноги, и только одежда нас разделяла. Он издал какой-то звук — не то протест, не то еще что-то.
Я подняла руки с кровати, почувствовала, как напряглись у него мышцы, заставляя меня лечь обратно. Для него меня так держать — не должно было стоить усилий. Кроме голода, я от меток или от зверя обрела еще другие качества. Натэниел был сильнее меня, это я ощущала. Но есть вещи помимо силы, которые помогают в борьбе. Я снова подняла руки с кровати, всего на пару дюймов, и он снова надавил, заставляя меня лечь. Но, получив достаточно места, я повернула правую руку в сторону его большого пальца и освободилась.
Тогда я приподнялась, целуя его в грудь, и он застыл. Я его укусила — нежно, и он слегка и тихо вскрикнул. Я стала лизать дорогу вверх по его груди, пока он все еще держал меня за левую руку, все еще прижимал нижней частью тела. Языком я пощекотала ему сосок, и он задышал быстрее. Охватив сосок зубами, я вдавила их в кожу, в плоть. Он затрепетал на мне, тело его так дернулось, что мне пришлось быть аккуратной, чтобы не прорвать кожу. Но я держала, и он стал стонать, и когда я отпрянула, то увидела почти идеальный отпечаток собственных зубов.