Я лежала на спине и глядела на укус, на сосок в его середине, и меня охватывала радостная дрожь, волна восторга и чувство... обладания. Я его пометила.
Я освободила левую руку, и он не стал ее держать. Он лежал, приподнявшись на вытянутых руках, прижимаясь ко мне бедрами, волосы его окружили нас каскадом. Он глядел на меня, и лицо его искажал голод. Мне не надо было говорить, как ему хочется, чтобы я окончила только что начатое.
Я приподнялась поцеловать его, и его губы затрепетали под моими. Поцелуй был долгий и страстный, и он застонал горлом и вдруг свалился на меня, прижимая всем весом, и мы сцепились ртами, руками, телами в одно целое в гнезде этих роскошных ванильных волос, будто в теплом атласе. Натэниел целовал меня так, будто хотел забраться внутрь через рот, и я открылась ему, чтобы он исследовал меня, пробовал на вкус, на ощупь. И не его рука под моим топом, мнущая груди, привела меня в чувство. Это были мои руки у него в шортах, охватившие смуглую гладь ягодиц. Я смогла восстановить самообладание, бороться с желанием, с голодом. Куда, к чертовой матери, подевался Джейсон? Я бросила целовать Натэниела, бросила его трогать, но его руки, его рот бродили по моему телу. Так силен был его голод, так силен. Я не могла встать и уйти. У меня просто нет нужной силы.
— Натэниел, перестань.
Его рот сквозь атлас топа прижался к моей груди. Кажется, Натэниел меня не слышал.
— Натэниел, перестань! — Я рванула его за волосы, прочь от меня. Топ промок там, где он присосался, Глаза у него помутнели, он будто и не видел меня. — Натэниел, ты меня слышишь?
Наконец он кивнул:
— Да.
Любой другой возмутился бы, что его так остановили, но он смотрел на меня, и глаза его приобретали осмысленность. Он просто сделал, что я сказала, и ждал, что я скажу дальше. Я не понимала Натэниела; даже зная желания его сердца, я не могла его понять. Слишком мы были разные, но сегодня эта разница могла нам помочь.
Я не стану, я не могуиметь секс с Натэниелом. Но я не могла и полностью остановиться. Мне надо было питаться. Надо было вонзить зубы в его плоть, окунуться в его похоть, я не могла иначе.
— Слезь с меня.
Он перевернулся на спину, глядя на меня, лежа в озере собственных волос, похожих на рыжеватую раму вокруг его тела. Я хотела видеть его целиком на фоне волос, и надо было только стянуть шорты с изгиба его тела. Видение было таким сильным, что я закрыла глаза, стала глубоко дышать. Необходимость до него дотронуться хлестала меня почти до боли, будто ardeurмог меня заставить это сделать. Может, и мог. Но я могу управлять тем, как именно я буду трогать Натэниела. Это хотя бы было мне подконтрольно.
Я открыла глаза и увидела, что он смотрит на меня снизу вверх своими невозможными сиреневыми глазами.
— Перевернись на живот, — велела я хриплым голосом.
Он перевернулся, ни о чем не спросив, и это напомнило мне, насколько он беспомощен в руках любого доминанта. Он всегда будет делать то, что ему говорят, что бы ни сказали. Это помогло мне взять себя в руки — понимание, что я сейчас за него отвечаю. Какой-то контроль я должна сохранить, потому что у него нет никакого.
Взяв горстями его густые волосы, я оттолкнула их в сторону, как подобравшегося зверя. Обнажилась четкая гладкая линия спины. Он повернул голову набок и смотрел на меня сквозь толщу волос. В нем не было страха — было бесконечное терпение, готовность и голод.
Я встала над ним на четвереньки, оседлала его тело и прильнула ртом к коже. Я пролизала дорожку от плеча до плеча, но этого было мало. Я укусила его, слегка, и он чуть шевельнулся подо мной. Я укусила сильнее, и он чуть пискнул. Я сжала зубы так, что ощутила его плоть во рту, его мясо. Мне хотелось порвать его, съесть его в буквальном смысле. Желание было почти неодолимым. Я рухнула на него, прильнув щекой к его спине, и лежала, пока не овладела собой. Но аромат его кожи, ее гладкость под моей щекой, подъемы и спады дыхания подо мной — это было слишком. Я не съем его буквально, но напитаться мне надо.
Я укусила кожу спины, втянула ее в рот и не стала останавливаться на этот раз, пока не ощутила металлическую сладость крови. Для того, что хотел завершить зверь, крови было мало. Но я отодвинулась от раны и пошла дальше. Я покрывала спину Натэниела следами своих зубов, и все чаще в них оказывалась кровь. Как будто чем больше я это делала, тем труднее было контролировать себя.
Тело напрягалось от запаха свежей крови, наполняло меня жаром и страстями скорее пищевыми, чем сексуальными. Я сидела верхом, глядя на его спину, на свою работу. Кровь текла тонкими капельками из нескольких ран, но в основном были только отпечатки зубов. И этого было мало.
Я скользнула руками под его шорты сзади, осторожно проведя ногтями по коже. Он задергался, попытался подняться на кровати, и я толкнула его назад.
— Нет, — сказала я, и он затих под моими руками.
И я стянула с него шорты, оставив его голым. Расставив ему ноги так, чтобы можно было вставить между ними колено, я нагнулась к этой гладкой нетронутой коже и отметила ее зубами. Здесь больше можно было набрать плоти в рот, и более мягкой. Я наполняла рот, пускала кровь красными горячими кругами, пока не услышала, как он постанывает. И не от боли.
Я поднялась на колени и стала глядеть на раны, и мне хотелось ранить его еще и еще.
Тогда я сбросила топ и шорты. Обнаженным телом я навалилась на его голую спину, на ягодицы, растирая по телу кровь из его ран. «Да, да, да!» — повторял Натэниел, тяжело дыша. Голод его давил, как тяжесть, как тяжелая туча, нависшая над нами. Она душила, отнимала возможность мыслить — так он этого хотел. Этого, не секса, а вот этого. Он так давно хотел, чтобы я его подавила, подчинила, взяла.